Откройте, полиция!

Дом, где мы снимаем квартиру, принадлежит компании, которая о своей собственности как бы подзабыла. Жильцы находили что-то получше и съезжали, а новые вместо них появлялись не всегда. В конце концов владельцы передали управление домом другой компании, которая умудрилась сдать практически все пустующие квартиры ‒ видимо, снизив плату за аренду (и попутно повысив ее для нас). Теперь наш дом напоминает филиал DTES (Downtown Eastside ‒ район в центре Ванкувера, наводненный бомжами, алкоголиками, наркоманами и сумасшедшими). Народ ходит кругами, шумит, веселится. Всё чаще возле дома можно видеть полицейские машины.

А вчера произошло вот что. Сидим мы тихонько в «общей комнате», ‒ я ем и одновременно пялюсь в монитор, Юра на диване ковыряется со своим ноутбуком. Мы слышим топот в квартире над нами, на втором этаже, но привычно не обращаем на шум внимания. Вдруг раздается стук калитки в нашем дворике и следом крик «Полиция!», я оглядываюсь на стеклянную дверь и вижу, как в щели, которую я всегда оставляю для проветривания, появляется рука и дергает дверь в сторону, а потом защелка слетает, дверь скользит, жалюзи стучат, и через секунду посреди комнаты уже стоит полицейский и растерянно смотрит ‒ сначала по сторонам, а потом на нас с Юрой. Тут из коридора, буксуя на кафеле, появляется наш пес, бежит с оглушительным лаем в сторону полицейского, проносится мимо и исчезает за калиткой. Вконец ошарашенный полицейский отступает во двор, где его ждет напарник, а я выхожу следом.

‒ Что случилось? ‒ говорю я.

‒ Это квартира двести четыре, ‒ не столько спрашивает, сколько утверждает полицейский.

‒ Нет, это квартира сто четыре, ‒ отвечаю я.

‒ Двести четыре, ‒ настаивает полицейский.

‒ Сто четыре, ‒ не сдаюсь я. ‒ Двести четыре над нами. Это первый этаж, а двести четыре на втором.

Тут полицейские поднимают головы и смотрят на балкон двести четвертой квартиры.

Из-за того, что наш дом стоит на пригорке, с улицы у него два этажа, а со двора три, и второй этаж оказывается первым, когда заходишь в дом с крыльца, ‒ вот полицейские на этом и попались.

‒ Ну вот, теперь мне надо ловить пса, ‒ говорю я.

‒ Извините, ‒ бормочут полицейские. Интересно, что за штурм нашей квартиры они не извинялись.

‒ А почему бы вам не пройти через входную дверь? ‒ интересуюсь я, поймав пса и подняв его на руки.

‒ Не открывают, ‒ говорит тот, что вламывался к нам, подтягивается на заборе, прыгает на балкон и исчезает в квартире. Второй полицейский скачет на забор, с шумом валится вниз, тут же поднимается и смотрит на меня. «Это тебе не двери ломать у законопослушных граждан», ‒ думаю я, но почему-то молчу, а он еще раз пытается сигануть через забор, тут же снова оседает, потом хватает в соседнем дворике какой-то ящик, подтаскивает его к забору, карабкается наверх и в конце концов тоже скрывается с виду.

Сдается мне, что у нашей полиции проблемы не только с умственной, но и с физической подготовкой сотрудников ‒ по крайней мере, некоторых из них.

Что делалось потом в квартире двести четыре, я не знаю. А мы, в сущности, легко отделались. Я читал в газетах про такие же ошибки ‒ кому-то досталось пятнадцать тысяч вольт, кого-то избили до полусмерти, а какой-то старушке чуть ли не руку сломали. Потом, конечно, извиняются и могут даже компенсацию выплатить.

Так или иначе, а нам пора искать место жительства поприличнее.